В “Метелице” было запрещено снимать, и я был вынужден сдать сумку с камерой в гардероб.

Там тоже был винегрет из Криса Кельми и Макаревича — это было уже не их время, но они об этом еще не знали — и были заявлены действительные герои этого времени: “Черный обелиск” и “КИНО”. Поэтому я, пользуясь советским организационным дебилизмом, вернулся в гардероб, взял сумку, вынул камеру в туалете и пошел снимать. Запрещали и обыскивали только на входе. Во время выступления “КИНО” администрация (с красными книжечками в кармане) после первой же песни попросила их покинуть сцену. Но Цой, не обращая на это внимания, запел “Электричку”. Менты отключили электричество, но они явно не понимали, с кем имеют дело: концерт продолжился в акустике. Зал стал скандировать вместе с Цоем: “Электричка везет меня туда, куда я не хочу”. Это произвело очень сильное впечатление. Менты вылезли на сцену и объявили, что концерт окончен по техническим причинам. Я не знаю точно, что подразумевалось под словом “Асса”, возможно, остальные тоже, но это что-то понеслось и стало сильно напрягать администрацию культурных мест» [241] .

Георгий Гурьянов: «Я помню прекрасно. Очень хорошо помню. Но поиграть там так и не удалось. Две-три песни и всё…» [242]

Юрий Каспарян: «Этот концерт можно увидеть на “YouTube”. Мы смеялись, потому что это было уже то время, когда всё стало можно, ну реально всё это уже не преследовалось. Это как Ахматова говорила, про Пастернака вроде, “вон как нашего рыжего прижали, карьеру ему делают”. Вот примерно так и у нас получилось. Такой героический угар. Я всё понимаю, но просто реально уже всё было можно, а тут какие-то запреты. В общем, у людей какие-то рефлексы сработали последние. Причем нам это и не нужно было в принципе. Обычный концерт был бы веселей. А тут получилось нечто с диссидентским налетом. А мы никогда не были диссидентами» [243] .

Упомянутый выше Дмитрием Защеринским режиссер Сергей Соловьев с творчеством Цоя познакомился весной 1985 года на постановке студента своей мастерской Рашида Нугманова «Маленькие голландцы», которая почти полностью шла под песни «Аквариума» и «КИНО».

По словам Нугманова, Сергей Александрович тогда впервые увидел «живьем» реальных представителей «альтернативной культуры» и всерьез увлекся ими, поэтому к моменту завершения монтажа фильма Нугманова «Йя-Хха» уже знал, кто такой Цой.

Задумав снять новый фильм, по совету Рашида Нугманова, Соловьев поехал в Ленинград, где познакомился лично с героями питерской тусовки. Понимая, что в определенном смысле за этими людьми будущее, Соловьев решил использовать их в своем фильме. Интересно, что поначалу Цоя не было в списке «избранных».

Только после просмотра «Йя-Хха» и посещения концерта «КИНО» в ДК «Красный Октябрь» Соловьев оценил, какую мощь придаст финалу его новой ленты Цой и его песня «Мы ждем перемен». Это был абсолютно беспроигрышный билет.

Соловьев во время московских гастролей «КИНО» пригласил Виктора участвовать в съемках фильма «Асса». Цой, немного подумав, согласился.

Поскольку сценарий фильма был уже написан и утвержден, то эпизоды с участием Виктора вставлялись в фильм уже по ходу производства. Цой назвал их «вставным зубом»…

Что же касается песни «Мы ждем перемен», то впоследствии Цой говорил: «…в наших песнях нет никаких сенсационных разоблачений, но люди по привычке и здесь пытаются найти что-то эдакое. И в результате “Перемены” стали восприниматься как газетная статья о перестройке. Хотя я ее написал давно, когда еще и речи не было ни о какой перестройке, и совершенно не имел в виду никаких перестроек. Конечно, это не очень хорошо, но я думаю и надеюсь, что в конце концов всё встанет на свои места».

Марьяна Цой: «Цой с большим энтузиазмом вписался в это дело, у него начались поездки в Ялту, где шли съемки, а по возвращении он отрабатывал в “Камчатке” пропущенные смены, которые “в долг” отрабатывали без него друзья» [244] .

«Асса» снималась в Ялте с января по март 1987 года. Досъемки фильма проходили в Питере в мае того же года.

Часть третья. 1987–1990

1987-й

Наступивший 1987 год стал, по сути, началом новой эры. В стране появилась гласность. Отныне передачи западных радиостанций, которые еще недавно называли «мутными волнами эфира», перестали глушить.

Еще 26 сентября 1986 года КГБ перестал глушить передачи радиостанций «Голос Америки» и «Би-би-си», направив все силы на «Свободу» и «Немецкую волну». Госбезопасность видела в них серьезную угрозу для режима, поэтому радиостанции-«глушилки» создавали электронный шум, похожий на воздушную тревогу. Генераторы шума работали круглосуточно, и так в течение нескольких десятилетий. Но поскольку они имели небольшой радиус действия, то в сельской местности «вражеские голоса» можно было слушать практически без помех, помимо этого практиковались и другие уловки. По статистике «вражеские голоса» в СССР слушали до сорока миллионов человек. Эти передачи были для советских людей единственным источником информации, свободной от советской пропаганды. В них ведущие рассказывали о преимуществах демократии и рыночной экономики, правах человека и либеральных ценностях, звучало много зарубежной музыки и развлекательных программ. Отныне все «горячие» новости страна стала узнавать не только из новостей радио «Свобода», «Голоса Америки» и «Немецкой волны», но и из сообщений советской прессы, радио и телевидения. Но это было только начало. Лишь в конце 1988 года Советский Союз полностью отказался от глушения «вражеских» станций.

Это позволило М. С. Горбачеву в 1991 году без особых помех узнать о событиях в Москве: находясь под домашним арестом в Крыму, он слушал «Би-би-си», «Голос Америки» и «Свободу»…

Виктор Цой по-прежнему работал в «Камчатке», поскольку в стране всё еще преследовалось тунеядство.

Джоанна Стингрей: «Тогда Виктор зарабатывал на жизнь, работая кочегаром, с вечеринок уезжал до часа ночи, чтобы успеть в метро, денег на такси у него не было. Но вот пришла гласность, его стали показывать по телевизору, а в газетах стали писать о выдающемся рок-певце Викторе Цое. Однажды он рассказал мне, как к нему в кочегарку пришел человек и стал орать, что ему, дескать, холодно, почему плохо топят… Виктор повернулся к нему лицом, и этот человек вдруг спросил: “Ты же Виктор Цой, известный певец. Что же ты здесь делаешь?” “Это моя работа”, — ответил Виктор. Тот человек сказал, что это просто невероятно. Я как-то спросила Виктора, почему он продолжает работать в кочегарке, и он мне ответил, что ему это нравится. Вероятно, работая, он уверенно себя чувствовал, это делало его проще и ближе к людям. Именно тогда я поняла, почему его песни значили так много для такого большого количества людей…» [245]

По воспоминаниям многочисленных приятелей Виктора, во время работы в котельной у Цоя возникала масса интересных идей, настроение в обществе этому вполне способствовало. Например, Рашид Нугманов рассказывал, что однажды Виктор загорелся идеей выпуска подпольного рок-журнала со звучным названием «Згга». В нем предполагалось публиковать всевозможные мистификации и небылицы о рок-группах, включая «КИНО», и странные выдуманные рассказы под видом фактов и репортажей с места событий, которых никогда не было, или рецензии несуществующих рок-альбомов, концертов и записей, чтобы фаны за ними гонялись впустую. Всё это в то время считалось стильным и модным. По словам друзей Цоя, это было одной из неотъемлемых черт раннего Цоя — когда правда и ирония тесно переплетались.